Ничего путного у нас не выяснив, про майора-летчика никто ничего не сказал, фрицы дали собакам обнюхать места, где лежали беглецы, из чего я сделал вывод, что погоня еще не была отправлена. Затем с помощью собак и прикладов (любимое у немцев средство общения с пленными) начали выгонять доходяг во двор. Когда бьют и грозят убить, а рядом рычит и вот-вот схватит тебя за горло овчарка, поднимаются на ноги почти стопроцентно неходячие. Выгнать удалось, естественно, не всех. Нас, вышедших, кое-как построили и погнали к выходу из лагеря, а из барака все еще доносилось немецкое «Alle raus! Auf! Du, verfluchte Scheise!»1, лай и рычанье овчарок, истошные вопли доходяг, одиночные выстрелы и короткие автоматные очереди.
Нас же, ставших вдруг транспортабельными, в окружении конвоя и собак (идиотизм какой-то, среди нас на самом деле не было ни одного, способного удрать, даже если бы не было конвоя вовсе) подогнали к одиноко стоявшему товарному вагону и тут - новая волна: «Los-los, alle drin, tempo-tempo!»2 Влезли все, помогая друг другу, улеглись. Я - рядом с Колей Александровым. Дверь захлопнули. В вагоне - ничего: ни параши, ни воды. Народу оказалось немного, человек тридцать, так что дальний угол вагона стал служить парашей. В ней, правда, особой нужды и не было, так как за всю дорогу нас, кажется, ни разу не кормили, а, может быть, раз или два дали по пайке хлеба. Нам с Колей было полегче. Когда у меня было вдоволь перловки, я сэкономил шесть паек хлеба и подсушил их на воздухе. По полпайки в день нам хватило на шесть дней пути.
Поехали часа через два после погрузки. Подолгу стояли на каких-то станциях. К чему-то наш вагон то прицепляли, то отцепляли. На какой-то большой станции стояли более суток. Наутро откатили дверь - много путей, ходят какие-то люди. Кто-то из наших спросил: «Панове, цо то есть за място?» Копошившийся возле стрелки мужик в спецовке поднял голову и сказал: «То есть Варшава». Вот оно что. Ехали-ехали, а проехали всего ничего, но направление держим явно на север. Двое каких-то принесли бидон с водой. Подали нам в вагон. Все, кто мог встать, набросились на воду с жадностью, все-таки конец июля, а с тех пор, как вышли мы из барака, пить было нечего.
После этого вагон снова закрыли. Последние два дня нам с Колей есть уже было нечего, из чего я заключил, что ехали мы восемь дней плюс-минус один или два дня; возможно, что в какой-то день мы не выдержали и съели по целой пайке. Событий в закрытых вагонах происходит мало и даже, если что и происходит, то запоминается плохо. Наконец вагон остановился окончательно. Снаружи откатили дверь и в вагон хлынули солнце и чистый воздух. Мы уже так привыкли к зловонной атмосфере вагона, что от свежего воздуха многие были на грани потери сознания.
- Los-los, alle raus, - и все, кто как мог, посыпались из вагона.
***
1 «Всем выйти! Вставай, ты, дерьмо проклятое!» (нем.)
2 «Давай-давай! Все внутрь! Быстро, быстро! » (нем.)